Уроки дыхания - Страница 76

К оглавлению

– Смотри, – сказала она, распахнув сетчатую дверь на веранду. – Колыбелька Джесси.

Фиона спустила очки на кончик носа, приняла рейки, осмотрела их.

– Колыбелька? – с сомнением спросила она.

– У нее должны быть такие… стоечки, это как раз они, – сказала Мэгги. – Колыбелька в старинном стиле.

Можно было подумать, что на рейках написаны какие-то слова, так усердно изучала их Фиона.

Затем на веранду вышел пахнущий шампунем Джесси. Волосы влажные, нечесаные, но кожа просто светится. Он спросил:

– Фиона? Ты ведь еще ничего не сделала?

Она подняла к нему лицо и, держа рейки, как королевский скипетр, ответила:

– Ладно, Джесси, если ты хочешь. Наверное, мы можем пожениться, если тебе хочется.

Джесси обнял Фиону, положил голову ей на плечо, и что-то в этой картине – его темная голова рядом с ее светлой – напомнило Мэгги о том, какой она еще до замужества рисовала себе семейную жизнь. Далеко не той, что сложилась у нее. Мэгги думала тогда, что брак гораздо сильнее изменяет людей – две противоположности сходятся, чуть ли не с грохотом и треском. Она полагала, что, когда выйдет замуж, все ее проблемы точно рукой снимет, – вот так, собираясь в отпуск, ты оставляешь неразрешенными несколько запутанных задач, да еще и с легкостью, как будто никогда не вернешься назад и не столкнешься с ними снова. Ошибалась, разумеется. Однако, глядя в те мгновения на Джесси и Фиону, Мэгги почти поверила в справедливость своих давних представлений. Она ушла в дом, тихо закрыла за собой сетчатую дверь и решила, что все кончится хорошо.

Свадьбу сыграли в Картуиле, в гостиной дома миссис Стакки. Присутствовали только родственники. Айра был мрачен и молчалив, мать Мэгги сидела, оцепенев от гнева, отец выглядел сбитым с толку. Положенное праздничное настроение демонстрировала лишь миссис Стакки. Она была в вельветовом брючном костюме цвета фуксии с приколотым к корсажу большим, как ее голова, букетом и перед церемонией рассказывала всем, как ей жаль, что мистер Стакки не дожил до этого дня, а больше ей жалеть не о чем. Хотя, возможно, он и здесь – в виде духа; и следом она некоторое время излагала свою личную теорию призраков. (Они были завершениями того, что собирались, да не успели сделать умершие, завершением их не исполненных планов, – это чем-то походило на то, как приходишь на кухню и не можешь вспомнить зачем, потому изображаешь движение, поворот запястья, скажем, и оно напоминает тебе, что ты пришла завернуть капающий кран. Так не возможно ли, что мистер Стакки сейчас здесь, в гостиной, он же мечтал когда-нибудь провести своих любимых дочерей по проходу церкви?) А следом миссис Стакки объявила, что, по ее мнению, брак дает человеку образование, которое ничем не хуже школьного, а может, даже и лучше. «Я и сама бросила школу, – сообщила она, – и ни разу в жизни об этом не пожалела». Сестра Фионы закатила глаза к потолку. Впрочем, эти воззрения миссис Стакки следовало приветствовать, поскольку восемнадцать лет Фионе должно было исполниться лишь в январе, и разрешение на брак она могла получить только с согласия родителей.

На самой Фионе было бежевое, свободное в талии платье, которое она и Мэгги купили вместе, а Джесси выглядел в костюме и при галстуке очень представительно. Выглядел совсем взрослым. Дэйзи, оказываясь с ним рядом, робела, она все цеплялась за руку Мэгги и оглядывалась на брата. «Что с тобой такое? Выпрямись», – говорила ей Мэгги. На нее напала непонятная раздражительность. Она опасалась, что Айра будет теперь сердиться на нее до скончания дней. Судя по всему, он считал, что во всей этой ситуации повинна только она.

После венчания Джесси и Фиона на неделю уехали в Оушен-Сити. Потом вернулись домой, в комнату Джесси, Мэгги добавила туда еще один стол и заменила старую койку сына купленной в магазине «Джей Си Пенни» двойной кроватью. В доме стало теснее, конечно, но то была приятная теснота, веселая, полная ожидания. Фиона прижилась прекрасно, она была такой покладистой, такой готовой позволить Мэгги распоряжаться всем – в мере даже большей, чем ее собственные дети. Радостный Джесси уходил каждое утро на свою компьютерную работу и каждый вечер возвращался, принося какое-нибудь новое приспособление для ухода за детьми – упаковку безопасных, сделанных в форме зайчиков булавок для крепления пеленок или замысловатый поильник. Он много читал о родах и продолжал увлекаться разными теориями, каждая новая была страннее предыдущей. Какое-то время даже предлагал устроить роды в воде, но не смог отыскать врача, который согласился бы на это.

Дэйзи и ее подруги даже думать забыли о миссис Совершенство, они переселились, можно сказать, в гостиную Мэгги. Пятерка онемевших, зачарованных девочек почтительно созерцала живот Фионы, и Фиона подыгрывала им, временами приглашая в свою комнату, чтобы показать разраставшееся приданое будущего младенца, а после усаживала одну из них перед зеркалом и экспериментировала с ее волосами. (Сестра Фионы была косметологом и научила ее, так она говорила, всему, что знала сама.) А вечером, если группа Джесси выступала где-то, он и Фиона уходили и возвращались не раньше двух или трех часов ночи, – наполовину проснувшаяся Мэгги слышала, как они перешептываются на лестнице, потом воровато щелкал замок их двери, и Мэгги удовлетворенно засыпала.

Даже Айра, пережив начальное потрясение, казалось, смирился. О, вначале он испытывал такое отвращение, что Мэгги боялась, как бы он не ушел из дома навсегда. Он целыми днями молчал, а когда Джесси входил в комнату, покидал ее. Но постепенно притерпелся. Уютнее всего, думала Мэгги, он чувствует себя, когда может изображать человека терпимого и многострадального, а тут у него безусловно появилась такая возможность. Все его дурные предчувствия оправдались: сын поставил девушку в аховое положение, жена непростительным образом влезла не в свое дело, в результате девушка живет в спальне Джесси, среди плакатов Игги Попа. Сам же он может вздыхать и повторять: «А что я говорил? Разве я тебя не предупреждал?» (По крайней мере, может создавать такое впечатление – так-то он помалкивал.) Каждое утро Фиона в махровом розовом халате, розовых же, похожих на большие пуховки для пудры домашних туфлях и с черепаховой мыльницей в руке проплывала мимо него в ванную комнату, и Айра вжимался в стену – так, точно девушка была в два раза больше, чем на самом деле. Впрочем, он был неизменно вежлив с ней. И даже научил Фиону раскладывать, когда скука постоянного сидения дома становилась для нее невыносимой, его любимый сложный пасьянс и выдавал ей книги из собранной им «Библиотеки Морехода» – череды воспоминаний тех, кто в одиночку обогнул под парусом земной шар и так далее. («По мне, – сказала Фиона Мэгги, – все они написаны на одну тему, которая так нравится мужчинам: „Как я прошел таким-то маршрутом“». Однако Айре она этого не говорила.) И в ноябре, когда предположительно должна была освободиться квартира в Ваверли, Айра не стал спрашивать, почему они в нее не переезжают.