– Не бросай трубку! И не говори «нет»! Это твоя единственная дочь! – торопливо воскликнула Мэгги. А следом опасливо оглянулась на дверь – не слишком ли она повысила голос?
– Так, помедленней, ма, – сказал Джесси.
– В общем, мы сейчас в Пенсильвании, – уже негромко сказала она, – пришлось съездить на похороны. Макс Гилл умер – не знаю, сказала тебе Дэйзи. Ну а поскольку мы были рядом… и Фиона недвусмысленно сказала мне, что очень хочет увидеть тебя.
– Ох, ма. Ведь опять же получится, как в прошлые разы.
– В какие прошлые разы?
– Да вот когда ты сказала, что она звонила, а я поверил и перезвонил ей…
– Она звонила тогда! Клянусь!
– Кто-то позвонил, а кто – ты не знала. Анонимный звонок. Но об этом ты мне не сказала, правда?
Мэгги ответила:
– Зазвонил телефон, я сняла трубку, сказала: «Алло?» Ответа не было. Это случилось всего через несколько месяцев после ее отъезда – кто же еще мог нам звонить? Я сказала: «Фиона?» Она повесила трубку. Если это была не Фиона, зачем она трубку повесила?
– В тот раз ты сказала мне только одно: «Джесси, сегодня звонила Фиона», и я чуть шею не свернул, пока бежал к телефону, и оказался в полных дураках. Сказал: «Фиона? Ты чего хотела?» А она: «Простите, кто это?» Я сказал: «Черт побери, Фиона, ты же отлично знаешь, это Джесси», а она: «Будь так добр, Джесси Моран, не сквернословь», а я: «Ладно, послушай, позволь тебе напомнить, что первым позвонил не я», а она: «Но сейчас, Джесси, звонишь ты, верно?» И я сказал: «Да черт бы все побрал…»
– Джесси, – прервала его Мэгги, – Фиона говорит, что иногда ей хочется послать тебе еще одну телеграмму.
– Телеграмму?
– Вроде первой. Ты помнишь первую?
– Да, – ответил Джесси. – Помню.
– Ты никогда мне о ней не рассказывал, но неважно, – заспешила она, – в телеграмме было бы сказано: «Я все еще люблю тебя, Джесси, да, и, похоже, это навсегда».
Недолгое молчание.
Затем Джесси:
– Ты никак не можешь смириться с тем, что все закончилось, верно?
– По-твоему, я могла такое придумать?
– Если она действительно хочет ее послать, что ей мешает? – спросил Джесси. – Почему я так никакой телеграммы и не получил? А?
– Как я могла это придумать, если я и про первую телеграмму не знала, а, Джесси? Я процитировала ее дословно, в кои-то веки я могу точно передать тебе ее слова. Я запомнила их, потому что они содержат ненамеренную рифму. Ты же знаешь, иногда слова рифмуются сами собой. Тут присутствует ирония, потому что, если тебе не хочется, чтобы они рифмовались, ты несколько дней роешься у себя в мозгу, копаешься в словарях…
Мэгги плела что в голову взбредет, лишь бы дать Джесси время обдумать ответ. Ну есть ли на свете другой человек, который так боится ударить лицом в грязь? Не считая Фионы, естественно.
Тут ей показалось, что она услышала какие-то изменения в тональности его молчания – переход от недоверчивости к чему-то менее определенному. И потому примолкла. И стала ждать.
– Если я смогу прийти, – наконец сказал он, – на какое время ты назначила ужин?
– Так ты придешь? Придешь? Ах, Джесси, до чего же я рада! Ну, скажем, половина седьмого. Пока! – И Мэгги положила трубку, прежде чем он успел снова впасть в несговорчивость.
Краткий миг она простояла у кровати. Во дворе Айра воскликнул: «Вот так!»
Она взяла сумочку и покинула комнату.
В коридоре стояла на коленях и рылась на нижней полке стенного шкафа Фиона. Она вытянула оттуда пару галош, отбросила их в сторону. Порылась еще и вытащила большую брезентовую сумку.
– Ну вот, я поговорила с Джесси, – сообщила ей Мэгги.
Фиона застыла. Сумка повисла в воздухе.
– Он очень обрадовался твоему приезду, – сказала Мэгги.
– Он так и сказал? – спросила Фиона.
– Конечно.
– Вот прямо такими словами?
Мэгги сглотнула.
– Нет, – ответила она, потому что если существовал цикл, который следовало разрушить, то и сама она была его частью и сознавала это. – Он просто сказал, что придет к ужину. Но любой понял бы по его голосу, как он обрадовался.
Фиона с сомнением вглядывалась в нее.
– Он сказал: я приду! – добавила Мэгги.
Молчание.
– «Я приду прямо с работы, ма! Можешь на меня рассчитывать! Черт побери! Я не пропустил бы этого ни за что на свете!»
– Ну ладно, – наконец сдалась Фиона. И расстегнула молнию на сумке. – Если едешь куда-то одна, хватает и зубной щетки, – сказал она. – А с ребенком – сами знаете. Пижама, комиксы, сборники сказок, книжки-раскраски для машины… А Лерой еще бейсбольная перчатка требуется, ее вечная бейсбольная перчатка. Говорит, никогда не знаешь, где может игра подвернуться.
– Это верно, никогда не знаешь, – согласилась Мэгги и засмеялась – от чистого счастья.
Была у Айры такая особенность: если он слышал что-то по-настоящему поразительное, лицо его застывало. Мэгги боялась, что, выслушав ее, он рассердится, но нет, Айра лишь отступил на шаг и уперся в нее взглядом, оставив лицо пустым и гладким, словно вырезанным из жесткого дерева.
И спросил:
– Фиона – что?
– Едет к нам в гости, – сказала Мэгги. – Разве это не здорово?
Никакой реакции.
– Фиона и Лерой, обе, – добавила она.
По-прежнему никакой.
Может быть, лучше бы он рассердился.
Мэгги, продолжая улыбаться, обогнула его.
– Лерой, лапушка, тебя мама ждет, – сказала она. – Ты должна помочь ей собрать вещи.
По-видимому, удивить Лерой было не так легко, как Айру. Она сказала:
– А. Ладно. – И, умело метнув фрисби в Айру, вприпрыжку побежала к дому. Фрисби отскочил от левого колена Айры и упал на землю. Теперь Айра отсутствующе смотрел на него.